— Я так и думал, — архиепископ самодовольно ухмыльнулся. — Должен признаться, что эти слова согрели меня. Тем паче, дочь моя, гони прочь от себя грех гордыни.

— Я отдаю этому все силы, святой отец, — отозвалась баронесса, не поднимая глаз.

— А вы, леди Мэйроуз?

— Должна признаться, что тоже отчасти виновна в грехе, о котором говорила моя бабушка, — улыбнулась в ответ леди Мэйроуз. — Но ах! Я так горда вами, святой отец, вашей отвагой и проницательностью, с какими вы решились порвать с Римом!

— В самом деле? — архиепископ, кажется, был удивлен.

— Да, и более того! Папа Римский слеп, если не видит, сколь ужасному поруганию подвергает его власть король! Как! Неужели Их Величества превратят благородную знать в холопов, потакающих любым их капризам?

— Хорошо сказано, — баронесса посмотрела на внучку с гордостью, но и с печалью. — Однако должна сказать, что твои слова изумляют меня. Помня о…

Тут она замолкла, словно спохватившись.

— Помня о безумии моих родителей? Ну же, бабушка! Да, в глубине души они оба — добрые люди, но их взгляды — предательство благородной крови! Как они могут мириться с тем, что закончится их крушением? Не понимаю — и еще больше не понимаю, как они могут не думать о своей дочери, которую их безропотность оставит нищей! — и леди Мэйроуз кинула на архиепископа пламенный взгляд. — А Рим лишь потворствует и попустительствует Короне, а значит, и упадку знати! Нет, милорд, я не вижу в Папе ни зернышка праведности! И хвала Небесам, что вы отправили его восвояси!

— Ну, может быть, сказано несколько резко, — усмехнулся архиепископ, — но такова была необходимость.

— Ах, как вы отважны, как сильны! — прожгла его взглядом леди Мэйроуз. — И как мудры! Один вы поняли, что лишь мудрая рука Церкви приведет народ Греймари к счастью! Судите сами — королевское войско, спеша поскорее истребить всех, кто противится воле Их Величеств, лишь вытаптывает посевы, а их судьи только и знают, что жестоко наказывать несчастных, которые всего-то и хотели добыть себе на хлеб! А теперь, говорят, эти надменные владыки поговаривают о том, чтобы вырвать у людей из горла последний кусок королевскими налогами, помимо тех, что взимают их хозяева!

Правду сказать, она этого не слышала. Более того, теперь от знати не требовалось отправлять королю налоги, и ожидалось, что они соответственно снизят свои собственные.

— Это всего лишь слухи, — пробормотала баронесса.

— Слухи не без оснований, не сомневаюсь. Они сделают и это, и гораздо худшее, и ни один не скажет им: «Нет!» Должен был найтись человек, что прикажет этим коронованным хищникам: «Довольно!» И кто же сможет это, кроме Церкви?

— Вы вдыхаете в меня новые силы, леди Мэйроуз, — не сводил с нее глаз архиепископ. — Должен признаться, я уж начал сомневаться в правильности моего курса.

— Нет-нет! — воскликнула она. — О наш духовный повелитель! Не отступайте, не сдавайтесь, не поступитесь ни малой толикой того, что вы уже совершили! Нет, вы должны быть стойким, а если понадобится — то и призвать против них все силы, какие только возможно! Ибо никто не сможет спасти крестьян, кроме Церкви — и ваша благая воля направит сильную руку Короны так, чтобы облегчить участь всех бедняков, не обирая господ, и не низводя их до положения черни!

Заслушавшийся архиепископ все сильнее и сильнее кивал головой.

— Именно так, именно так я и думал в глубине души! Но что вы ответите тому, кто спросит — где взять столько золота, чтобы у крестьян были и крепкие дома, и добрая одежда?

— А деньги, отнятые из загребущих лап Короны! Да если бы даже малая часть дани, которую должен уплатить каждый из лордов, если бы малая часть осталась для его приходской церкви, и того бы хватило!

— Конечно, конечно, — закивал архиепископ. Сейчас он уже не видел перед собой ничего, кроме леди Мэйроуз. — А как, как вы думаете, что бы вы сказали сим надменным владыкам, которые поставили предел нашим духовным полномочиям?

— Я объявила бы их павшими и грешниками! — не задумываясь, ответила наследница баронессы. — Я бы выставила их перед всем миром на посмешище, как гордецов и сребролюбцев! Я объявила бы их отступившими от веры и преступниками перед лицом Божьим! И я бы призвала всех истинно праведных лордов, со всей их ратью, если потребуется, и силой оружия преподала бы этим надменным монархам должный урок.

— Если вы на это готовы, — прошептал архиепископ, так и не сводя с нее глаз, — то у вас воистину пламенное сердце и праведная душа, постыдившая бы многих святых.

Забытая всеми баронесса явно не поверила его словам.

* * *

Бром О'Берин в раннимедском замке имел собственные покои, и он усердно делал вид, что и в самом деле там живет. В конце концов, не стоило обижать Их Величества в лучших чувствах, и потому он и в самом деле пользовался своими комнатами по мере надобности — например, для того, чтобы выслушивать донесения лазутчиков, причем не только эльфов. И конечно, для встреч с Верховным Чародеем.

Впрочем, на этот раз перед ним стоял именно эльф, со знанием дела качающий головой.

— Это и в самом деле оказался баньши, мой грозный лорд! В замке маркиза Д'Арригато.

— Неделю назад, говоришь? — переспросил Бром. Эльф кивнул, а Бром задумчиво продолжил:

— И никто в этом замке не умер…

Эльф снова кивнул:

— Я еще ни разу не слышал, чтобы баньши ошибались. Кроме того, что бродил по стенам замка здесь, в Раннимеде, четырнадцать лет назад.

— Ну, про этого-то мы знаем, а? — усмехнулся Род. Вышеупомянутый баньши был всего лишь голографической записью, включавшейся дистанционным управлением.

— Угу, — эльф прищурился. — Тот баньши был даже не из рода Плантагенетов.

— У ихнего баньши тоже было немало поводов показать себя. Впрочем, может быть, он просто выдохся. В этой семье случилось слишком много смертей.

— Такова цена рождений, — вздохнул эльф.

— Но платить ее нужно не раньше, чем подойдет срок, — поворчал Бром, — а те уроды, которых ты видел, ничуть не реальнее болотных призраков.

— Я знавал многих болотных призраков, Ваше Величество, — обиженно выпрямился эльф, — и они были весьма приятными существами, почти все.

Род от всей души понадеялся, что ему не придется встретиться с теми из них, кто был «почти».

— А остальные чудища, о которых ты слышал, все были ненастоящими?

— Те, которых видели эльфы, — да, — ответил эльф. — Про тех, о которых рассказывали смертные, мы не можем ничего сказать.

— Но и они, наверное, были только бутафорией, — проворчал Бром. — Когда их появляется сразу целая орава, наверняка все они одного покроя.

— А если они ненастоящие, то, стало быть, их создали люди, — кивнул Род. — Я не рассказывал вам о том эспере-шпионе, которого почувствовала Корделия, нет?